Вверх

Смирнов Ю. М. Каменная лодка на волнах времени (рудименты финно- угорской мифологии в культуре Муромского края)

Эта статья является не решением, а, скорее, постановкой вопроса о влиянии мифологии финно-угров, к которым относилось и племя мурома, некогда населявшее территорию Муромского края, на культуру, сложившуюся в результате ассимиляции относительно небольшого племени славянскими переселенцами. Поглощение автохтонов, как считают исследователи, произошло достаточно давно и достаточно быстро и было настолько очевидным, что вопрос об обратном влиянии — м€уромы на славян — обычно не ставился. В немалой степени такое положение было обусловлено и тем, что о самом летописном племени до настоящего времени известно крайне мало, и некоторые историки вообще сомневаются в его существовании. Между тем современное финноугроведение позволяет говорить о пусть и претерпевших значительные изменения в течение времени, но весьма стойких изначальных мифологических клише, присущих обширной финно-угорской общности. На установление их рудиментов и направлена подборка материалов настоящей статьи. Я не ставлю целью дать семантический анализ, определить генезис, а также показать, как, когда и почему эти клише оказались востребованными культурой-реципиентом.


Каменная лодка


В муромском соборе Благовещенского монастыря хранится реликвия — камень с могилы святых князей Константина, Михаила и Федора. Это вмурованная в стену притвора довольно внушительных размеров плита песчаника подтрапециевидной формы с окаменевшими на ней следами волновой прибойной ряби. Н. Серебрянский в «Древнерусских княжеских житиях» (1915) указывает, что таких «каменных досок», — так он назвал плиты, которые лежали на могилах, — было несколько1. Есть сведения, что в 1552 году во время пребывания в Муроме Ивана Грозного царю была показана «цка каменная велика самородная», и на ней, якобы, высеченные имена муромских князей2, т. е. камень был обнаружен еще до середины XVI в. Современные верующие считают, что этот камень исцеляет от разных болезней, например, от болей в спине — стоит только потереться больным местом о него. Не нужно обладать особой прозорливостью, чтобы увидеть в почитании этого камня пережиток культа камней, распространенный некогда едва ли не по всему миру. Существовал он и у финно-угорских народов, что неоднократно было отмечено разными исследователями3.


Для нас же существенно то, что с этой каменной плитой связана одна легенда, не зафиксированная церковными письменные текстами, но сохранившаяся в муромской устной традиции. Несколько раз от жителей города мне приходилось слышать рассказ о том, что именно на этом камне изгнанный муромцами св. Василий Рязанский уплыл в Рязань. По некоторым рассказам в камень превратилась епископская мантия, которую Василий бросил на воду, чтобы плыть на ней4. Правда, никто не смог ответить на вопрос, каким же образом камень возвратился в Муром.


В канонической православной агиографии святых, путешествующих по воде на камнях, не столь уж много, а точнее — один — за два дня и две ночи приплывший из Италии в Новгород Антоний Римлянин5. В фольклорной традиции их значительно больше. Судя по записям, сделанным среди коми, камень или каменный плот едва ли не основное транспортное средство Стефана Пермского, на котором он плавал по Вычегде, Сысоле, Выми, Мезени, Вашке, верхней Печоре и Каме6. В Архангельской области записаны аналогичные рассказы о Варлаамии Важском (Пинежском или Шенкурском)7, путешествовавшем по Пинеге, Ваге, Северной Двине. С. М. Шамин приводит еще две истории, услышанные на русском севере. В одной фигурирует святой, не названный по имени, — на своем камне он приплыл к деревне Гостьнаволок на Водлозере (Новгородский регион), в другой на Верхней Важе плавал св. Алексий, Божий человек8.


Все эти легенды имеют одну характерную черту: святые приплывают к тому или иному месту с целью основать там монастырь или город, что иногда и делают. В том же случае, когда местные жители не позволяют им это выполнить, они налагают на них и их селение нечто вроде заклятия: какое-либо вечно действующее наказание или ограничение, дают ему название, зачастую неблагозвучное, делают некое пророческое предсказание. Антоний, например, основал на берегу Волхова монастырь — в том месте, куда причалил; Варлаамий Важский наслал на прогнавших его жителей змей, и поэтому они водятся только на их берегу реки, а в другом месте построил небольшой городок, возводил церкви и монастыри; остановившийся камень Стефана Пермского превратился в остров, святой напророчил жителям Березников, что у них всегда будет расти береза — та и заполонила весь лес, в Усть-Выми построил церкви и т. д., и т. п.


Камни, на которых якобы плавали святые, причалив к берегу стали объектами поклонения: камень Антония Римлянина в середине XVI века был перенесен в монастырь; у Варлаамия Важского почитается камешек с углублением — будто бы от пяты святого — около Валаамиевого колодчика; а камень Стефана Пермского бросил якорь на берегу Вычегды у деревни Эжолты. О камне Василия Рязанского уже было сказано.


Следует также отметить, что в народных преданиях на камне переплывает реку или приплывает по ней Богородица; в легендарной памяти об этом событии почитается множество «следовиков» — камней с небольшим углублением на поверхности, которое считается отпечатком ступни Девы Марии. Иногда в каменной лодке плавает сам Бог9.


П. Ф. Лимеров, рассмотревший сюжеты о святых-камнеплавцах в устных текстах, пришел к совершенно справедливому выводу, что «мотив плавания на камне имеет космогоническую семантику, соответственно, персонаж, плывущий на камне, обладает свойствами героя-демиурга, выполняющего творческую миссию в первоначальные времена. С точки зрения христианской религиозности ситуация, приравненная к первоначальному хаосу, возможна при отсутствии в мире правильной (православной) веры, поэтому движение камня по воде и его остановка в определенном месте обусловлены волей Бога (Святым Духом), это и есть космогоническое решение Творца по упорядочению языческого хаоса»10. К сходному заключению приходит и В. С. Кузнецова: «Чудесным образом приплывающих на камне персонажей сближает то, что все они выполняют определенные креативные действия — по сотворению и обустройству мира»11. Каменная лодка — атрибут бога-демиурга в мифах о творении мира. На плавающих камнях или каменных лодках удит рыбу эстонский водяной царь; у соседей муромы (а по мнению некоторых исследователей — ближайших их родственников) — мордвы-эрзя бог Чам-паз плавал на камне по океану, когда в мире еще ничего не было; мокшанский Шкай, сидящий на камне или каменной лодке, тоже был первым и единственным обитателем Мирового океана. У прибалтийских финнов на каменной лодке может плавать хийси, некогда бывший у прибалтийских финнов духом леса, а со временем, не без влияния христианства, превратившийся в подобие черта12. Следует также отметить, что в паре с демиургом в мифах обычно выступает его помощник-противник, трикстер. В христианской мифологии он получил характеристики абсолютного зла. Это, может быть, в некоторой, весьма недостаточной степени позволит наметить объяснение, почему Василий Рязанский — в его образе отсутствуют черты демиурга — в народном сознании получил плавающий камень: святой епископ противостоит дискредитирующему его дьяволу.


Позволю себе привести еще одну цитату. Г. П. Федотов в исследовании житий древнерусских святых, отметил следующее: «Из запаса народного фольклора кое-что просачивается и в агиографию. На Руси — всегда при одном условии: если между кончиной святого и записью его жития прошло так много времени — целые столетия — что у автора нет возможности противопоставить народной легенде хотя бы скудную агиографическую схему. Тогда легенда совершает свой прорыв в агиографию, к удовлетворению историков литературы. Некоторые местности оказываются особенно склонны к развитию житийных тем. Такова прежде всего агиография Великого Новгорода, который своевременно не закрепил предания о своих великих святых XII века. Новгородская легенда, по наблюдению Ключевского, сильно влияла на ростовскую агиографию. За ними идут Муром и Смоленск»13.


Илья Муромец, Илья пророк


Более полутора веков назад исследователями уже было замечено, что в народном сознании произошла контаминация образов Ильи Пророка и Ильи Муромца: как когда-то черты языческого громовержца Перуна перешли к Илье Пророку, так позже Илья Муромец стал выполнять некоторые его функции14. Эту же ситуацию для нашего времени отметила и О. А. Сухова, собравшая и изучившая современные легенды об Илье Муромце, бытующие в Карачарове. Характерен один рассказ жительницы села, в котором она не только отметила что чертами Ильи Пророка наделяют былинного богатыря, но и говорят об Илье Пророке в выражениях, более подходящих к периоду немощности Муромца: ««Илья Муромец (по небу) ездит, как трещит!» а про Илью Пророка так не говорили, про него говорили: «Илья пророк на печке промок»»15.


У христианизированных коми Илья Пророк почитался особо. Причем, изначально другие пророки его не жаловали и насмехались над ним — уж очень он был худ и немощен. Во время одной из пирушек, на которую собрались все пророки, Илья помолился Богу, чтобы тот дал ему силу. Бог послал ему огниво и кремень, высекая которыми молнии Илья привел в трепет всех остальных, и те признали его «набольшим»16. Ситуация типологически напоминает былину об Илье Муромце, тем более, что сюжеты о нем в Коми известны17.


У прибалтийских финнов с образом Ильи Пророка слился образ верховного бога Укко, основным атрибутом которого была молния, а ее символами, в свою очередь, топор, палица или меч. Два последних вида оружия приписывались и Илье Муромцу. Бог-громовник мордвы-мокши Атям был вооружен луком-радугой, из такого же лука стрелял в нечистого марийский громовник Юмо18. По другим мифам мордовский Атям пользовался радугой как дорогой19.


Жители Карачарова с грозой и радугой связывают Илью Муромца: раз в году он проходит по радуге из-за Оки в Карачарово20. По радуге Илью Муромца забирают на небо в пудожской былине:


Как в тое самое время, да в ту самую порушку


Как будто ударил самосильный гром,


Ну как сыграла против них прямо радуга.


Вылетели тут да кони летучие,


Как с большими-то топерича повозками.


Крицат-то да Ильи да таково слово:


Садись-ко ты, Илья, Илья Муромец,


Садись-ко на кареты на этьеи,


Как идь-ко, отправляйся этой радугой (курсив мой. — Ю. С.)21.


У многих финно-угорских народов существовали легенды о первобытных великанах, которые обладали необычайной силой и забавы ради перебрасывались огромными валунами с одной горы на другую, шагали через реки и озера, выворачивали с корнями вековые дубы22. Подобные деяния совершал и Илья Муромец: навалившись плечом на гору, он сдвинул ее и завалил реку23; он, правда, при помощи своего коня перескакивал огромные пространства — достаточно вспомнить его «скоки» в Карачарове; он втаскивал на крутой берег огромные дубы, а для того, чтобы избавиться от разбойничьих набегов из-за реки, где, кстати, уже начинались мордовские земли, запрудил ее русло выкорчеванными дубами. Здесь еще стоит отметить, что у многих финно-угорских народов дуб — священное дерево, нередко оно посвящается верховному божеству или громовнику и олицетворяет собой мировое древо.


Однако самое показательное совпадение сохранилось в мордовском предании о первом человеке. Оно гласит, «что когда бог ходил по земле, где-то существовал некий чудесный пенек, напоминающий человека, но не имевший ни рук, ни ног, ни глаз. Так и стоял он тридцать лет, пока Бог не обратил на него внимания. Творец попросил у пня воды, но тот ответил, что не может дать Богу напиться — ведь он не умеет ходить и у него нет рук. Тогда Бог велел ему встать. Тут пенек зашевелился, у него выросли руки и ноги, он протер глаза — и те стали видеть»24. И типологически, и в деталях ситуация весьма напоминает сюжет об Илье Муромце, каликах перехожих и об обретении Ильей силушки немеряной.


Рукописный сборник XVII в. сохранил русское предание о двух мордовских богатырях — Скворце, Соловье и их товарище чародее Дятле. С Соловьем сражался Илья Муромец. Потомки Скворца, пока жили в мире между собой, долго владели мордовскими землями, но, поссорившись и начав враждовать, были, как предсказывал Дятел, покорены русскими и изгнаны Андреем Боголюбским со своих земель. А на том месте, где был похоронен Дятел — на Дятловых горах — опять же по его предсказанию князь Юрий Всеволодович построил «город-камень» — Нижний Новгород25.


Двоедушники


Несколько лет назад в салоне Касимовского краеведческого музея мы приобрели керамическую игрушку «Оборотка». Изготовлена игрушка современным автором Лебедевым, работающим в вырковских традициях, имеющим профессиональное художественное образование. Статуэтка поражает архаичностью не только форм, но и смысла. Сделана она по образу и подобию игрушек, бытовавших ранее в этом регионе, а изображает фантастическое двуполое существо.


В мифологии многих финно-угорских (и тюркских) народов существуют представления о духах-половинниках или, по-другому, двоедушниках. У ненцев-самоедов эти духи живут в счастливой земле, не зная вражды и злобы. Они пребывают в вечной любви и не могут расстаться друг с другом даже на самое короткое время. Правда, их неразлучность объясняется тем, что у каждого из них лишь одна нога. К тому же они могли быть еще однорукие и одноглазые. Так что поодиночке они просто не выживали. При этом были добры, помогали людям и даже воскрешали умерших. У марийцев подобные духи имели собачьи носы, а духи удмуртов походили на леших. Половинники вепсов селились целыми семьями. В рассказах, бытующих среди народов Поволжья, о любви половинников ничего не говорится, однако утверждается, что они очень смешливы, а их любимое занятие — защекотать кого-нибудь до ­смерти26.


Лягушка


В моем муромском детстве, которое пришлось на конец 50-х — начало 60-х годов ХХ века, в нашем дворовом сообществе существовал запрет на убийство лягушек. Это табу было завезено детьми, ездившими к родственникам в окрестные деревни. Запрет подкреплялся угрозами: если убьешь лягушку, пойдет дождь, а то еще страшнее — умрет кто-нибудь из родственников (память почему-то сохранила только то, что речь шла о родственниках женского пола — сестре, тетке), или — самое страшное — умрешь сам. Не скажу, что мы верили в это предостережение, но лягушек без особой необходимости старались не трогать.


Лягушка — персонаж, весьма часто встречающийся в финно-угорской мифологии; в нее могли превращаться самые разные духи и существа. У финнов вид лягушки могли принимать маахисы. Эти духи владели землей, и поэтому, прежде, чем строить дом, участок у них следовало выкупить — закопать в землю монету. В мифологии саамов злобная оадзь — ведьма — представлялась лягушкой, калечила и пожирала людей. У коми в лягушек могли превращаться колдуны, а у коми-пермяков лягушками были дети Еги-бабы. В мордовских преданиях лягушки вместе с другими подобными существами приходят каждую ночь к «проклятым мертвецам» (таким, кстати, считался и Стенька Разин) и высасывают их. У подножия мирового древа или мирового столпа обских угров жила железная лягушка, вредившая чудесной мифической птице Карс, вестнице богов. Все эти лягушки явно указывают на свою хтоническую природу.


В силу хтонического происхождения лягушки оказываются связанными с духами предков, и в этой ипостаси они уже не столь однозначно злобны по отношению к людям. Карельский и финский пяра, например, воровал для своих хозяев масло и молоко и доил у соседей коров. Убийство пяры вело к гибели его хозяйки. Такие духи были известны многим народам, в том числе и мордве. Хозяин хлева вепсов тоже иногда появлялся в виде лягушки.


В некоторых мифах лягушка как хтоническое существо способствовала первоустройству мира, добывая землю. «Лягушкой» в финском и ряде европейских языков называется основа для мельничного жернова, в том числе и волшебной мельнице изобилия сампо. Контаминация языческого и христианского мифов у коми-зырян запрет на убийство лягушек объясняет тем, что во время всемирного потопа Ноев ковчег прохудился, а лягушка спасла всех, заткнув дыру своим телом27.


1 Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития. — М., 1915. — С. 237, 239. См. ил. 6 в работе: Сухова О. А. Житийная икона святых благоверных князей Константина, Михаила и Федора Муромских. Александр Казанцев. 1714 год. — М., 2006. — С. 15.


2 Дмитриева Р. П. Житие Константина, Муромского князя и книжности Древней Руси, и его сыновей Михаила и Федора // Словарь книжников и книжности Древней Руси. — Л., 1988. — Ч. 1. — С. 287.


3 См., например: Альквист А. Синие камни, каменные бабы // Journal de la Soci€et€e Ougrienne 86. — Helsinki, 1995; Кузнецова В. С. Легенды о переплывающей реку Богородице в русской фольклорной Библии* // Критика и семиотика. — Новосибирск, 2012. — Вып. 16. — С. 163−185 // [Элект­ронный ресурс]. — Режим доступа: www.nsu.ru/education/virtual/cs016kuznetsova.pdf; Мельников И. В., Маслов В. В. О камнях-следовиках на территории Карелии // Обряды и верования Народов Карелии. — Петрозаводск, 1992. — С. 160−177; Чернецов А. В. К изучению культовых камней // СА. — 1988. — № 3. — С. 79−90 и др.


4 Плавание св. Василия на мантии — самый распространенный сюжет в его иконографии. См.: Сиротинская А. А. Иконография святого Василия, епископа Рязанского и Муромского, по материалам памятников изобразительного искусства из г. Мурома // Русские исторические деятели в иконе. — М., 1995. — С. 54−56.


5 Лимеров П. Ф. Плавание св. Стефана: собирание пространства в устных текстах о Стефане Пермском // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: rudocs.exdat.com/docs/index-189 977.html.


6 Лимеров П. Ф. Путешествия Степана-чудотворца: к вопросу о топонимическом мотиве в легендах о христианизации коми // Вестник Пермского университета. 2012. Российская и зарубежная филология. Вып. 1(17) // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: rfp.psu.ru/archive/1.2012/limerov.pdf; он же. Плавание св. Стефана: собирание пространства в устных текстах о Стефане Пермском; Кузнецова В. С. Указ. соч.


7 Кузнецова В. С. Указ. соч.


8 Шамин С. М. Легенда о святом-камнеплавце в русской литературной и фольклорной традиции // Герменевтика древнерусской литературы. — М., 2004. — С. 471, 472.


9 См.: Кузнецова В. С. Указ. соч.


10 Лимеров П. Ф. Путешествия Степана-чудотворца…; см. также: он же. Плавание св. Стефана: собирание пространства…


11 Кузнецова В. С. Указ. соч.


12 Петрухин В. Я. Мифы финно-угров. — М., 2005 // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: romanbook.ru/book/8 102 789/.


13 Федотов Г. П. Святые Древней Руси. — Ростов-на-Дону, 1999 // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.klex.ru/g15.


14 Худяков И. А. Смерть Святогора и Ильи Муромца // Материалы для изучения народной словесности. — СПб., 1863. — С. 4−5.


15 Сухова О. А. Муромский миф о богатыре Илье: история и современность // Уваровские чтения — IV. — Муром, 2003. — С. 8.


16 Петрухин В. Я. Мифология коми // Петрухин В. Я. Указ соч.


17 Коровина Н. С. Сюжеты о богатырях русского эпоса в творчестве сказочника И. И. Игушева из Удорского района Коми АССР // Фольклор народов РСФСР. Фольклор и литература. — Уфа, 1991. — С. 130−137; она же. Коми сказки о богатырях русского эпоса и книжная традиция. — Сыктывкар, 2004.


18 Петрухин В. Я. Мордовская мифология. Марийская мифология // Петрухин В. Я. Указ. соч.


19 Петрухин В. Я. Мордовская мифология // Петрухин В. Я. Указ. соч.


20 Сухова О. А. Указ. соч. — С. 14.


21 Взятие Ильи Муромца на небо. Сказитель Н. Ремезов. Цит. по: Сухова О. А. Указ. соч. — С. 14.


22 См., например: Петрухин В. Я. Марийская мифология // Петрухин В. Я. Указ. соч.


23 Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. — М., 1994. — Т. 2. — С. 667.


24 Петрухин В. Я. Мордовская мифология // Петрухин В. Я. Указ. соч.


25 Петрухин В. Я. Пахарь-богатырь Тюштян // Петрухин В. Я. Указ. соч.


26 Петрухин В. Я. Духи-половинники // Петрухин В. Я. Указ. соч.


27 Петрухин В. Я. Мифы финно-угров.