Вверх

Сухова О. А. Пятилетка Золотарева в Муромском музее

Всего лишь одну пятилетку — 1966−1971 гг. — директором Муромского музея проработал Александр Анатольевич Золотарев (1917−1986), но оставил яркий и своеобразный след в его истории. Он был коренным муромцем: дед преподавал гимнастику в Муромском реальном училище, а отец служил в городском отделении Российской Главной палаты мер и весов1.

Александр младший увлекся краеведением со школьной скамьи и семнадцатилетним юношей лет недолго — с июля 1935 до апреля 1936 — заведовал в Муромском музее культурно-историческим отделом. Потом уехал учиться, окончил пединститут, позднее — аспирантуру в Горьковском университете. Как он сам признавался, «круг моих интересов очень широк, но главный интерес — история культуры Муромской земли, включая и искусство, в частности, и архитектуру (по образованию я — историк-филолог)»2.

А. А. Золотарев смолоду был весьма оригинальной личностью. По воспоминаниям муромского журналиста и краеведа В. И. Богатова, сына одного из директоров музея, «Александра Анатольевича отличала от его сверстников какая-то чопорность что ли. Даже летом на пляж он приходил в черном костюме, при белой манишке, галстуке и съемными манжетами, ему чужды были наши спортивные интересы, хотя женился он на одной из лучших муромских спортсменок Марине Доморацкой… И вторая его жена была спортивная комсомолка»3.

С 1943 г. до конца войны Александр Анатольевич оказался на штабной работе в Москве. «Стечение обстоятельств (не более), — как писал он одному из коллег-краеведов. — Об этом часто говорят так: «Отсиделись»… Не сказал бы этого: Москва умела подбирать работоспособные толковые кадры (сужу об этом по моим товарищам по службе, а не по себе, конечно); но зато мы и работали там так, что именно там воспиталась та закваска, которую теперь… не приемлет новое поколение: требовалась исключительная аккуратность, быстрота, оперативность, точность, инициатива умная, взаимовыручка, полное взаимодоверие и глубокое внутреннее сознание ответственности за дело, за себя, за товарищей, за людей, судьбы которых стояли за нашими практическими делами. «Восьмичасового» рабочего дня мы не знали в годы войны, а 24-х часовой с возможностью лишь «прикорнуть», «передремать» на своем рабочем стуле бывал очень часто»4.

Вернувшись в Муром, Золотарев преподавал в Муром­ском пединституте, продолжая серьезно заниматься краеведением, куда входил и его интерес к местным художникам. В 1966 г. стал директором Муромского музея. Это был очередной «трудный период» в истории музея. На пятилетку Золотарева пришелся капитальный ремонт здания, подобный стихийному бедствию: сворачивание всех экспозиций, отсутствие фондохранилищ, ночные дежурства во внутренних помещениях. Были, конечно, и приятные памятные моменты. Именно Александр Анатольевич принимал здесь, в его родном доме, Владимира Козьмича Зворыкина — изобретателя телевидения, «русского американца». Событие это, надо сказать, для 1967 г., в городе, куда запрещали въезд иностранцам, было неординарным.

Первый год директорства Золотарева из-за халатности подрядчика, производившего капитальный ремонт, ознаменовался страшным прорывом отопительной системы 20 декабря 1966 г. Пострадал ряд ценных экспонатов, в том числе в комнате, где была представлена сцена продажи крепостной крестьянки, которую особенно любили муромцы5. В глазах общественности вся вина ложилась на нового директора, будто по собственной инициативе начавшего ремонт и самовольно разрушившего старую экспозицию. По замечанию В. И. Богатова, она сложилась к тридцатым годам и просуществовала до середины шестидесятых — ««до капитального ремонта», затеянного директором Александром Анатольевичем Золотаревым, после которого она так и не была восстановлена в полном объеме»6. Между тем, со времени хрущевской «оттепели» та экспозиция была безнадежно устаревшей и физически, и идеологически, и, конечно, не могла слепо воспроизводиться вновь.

Если в 1966 г. все отделы музея еще функционировали полностью, то в 1967 г. — только половина, а с 23 января 1968 г. работали лишь временные выставки, создававшиеся уже при Золотареве. Для туристов наиболее привлекательной была выставка русского искусства XV-XIX вв.

И до Мурома докатился разразившийся в годы оттепели экскурсионный бум. Значительно увеличилось количество экскурсий по городу с заходом в музей. В Муроме их водили практически одни музейщики. Музей заключил договоры с Московским экскурсионным бюро Всесоюзного совета по туризму и с Муромским филиалом Владимирского бюро путешествий. Директор музея, все сотрудники и их юные помощники-школьники встречали туристические теплоходы и водили по городу многочисленные экскурсии, чтобы заработать хоть какие-то средства для нужд музея. В отзывах туристов нередко звучало удивление высоким уровнем экскурсий и ценностью экспонатов: «Восхищена экспозицией музея и любовным рассказом о нем зав. музеем Золотарева А. А. Побольше бы таких энтузиастов-собирателей и хранителей русских ценностей. Сойдя с парохода, никак не ожидала такой интересной и содержательной экскурсии… Александрова Татьяна Капитоновна. Москва. 4. 9. 69»7.

Самой же важной задачей, поставленной директору музея городским и областным начальством, было создание после ремонта новых, идеологически и научно выдержанных экспозиций — от отдела природы до развитого социализма. «В ближайшие годы Муромский краеведческий музей должен стать опорным в области. В связи с этим Управление культуры придает большое значение структурно-экспозиционному плану, разрабатываемому в настоящее время научным коллективом музея»8, — писал Золотареву К. Е. Кудрявцев, заместитель начальника владимирского Управления культуры. Действительно, все малочисленные музейные сотрудники были задействованы в написании структурных и тематико-экспозиционных планов, которые постоянно подвергались критике и переработке. Золотарев отвечал Кудрявцеву: «Не задержу и план отдела истории дореволюционного периода. О сроке я помню, и работаю днями и ночами, много экскурсий по городу, в частности, москвичей из среды ученых. Приходится водить всем, спецсредства крайне необходимы»9.

Рабочий день у него самого и его сотрудников не был строго нормированным, бывало, самое интересное начиналось после официальных часов. Музейщики гурьбой, с печатной машинкой, подшивками газет и другими материалами, зачастую и с гостями Золотарева, направлялись к нему домой, где после ужина каждый получал задание по определенной теме краеведения. Иногда под утро самые стойкие по инициативе директора шли слушать соловьев к храму Козьмы и Демьяна. Бог весть, когда попадали домой, благо жили все неподалеку. На следующий день в том же порядке с той же машинкой, подшивками и папками двигались на работу.

Несмотря на все трудности и суету, исследовательская работа всячески инициировалась и внедрялась в музее, за каждым закреплялись определенные краеведческие направления. Поражает обширная научная переписка, накопившаяся за эту пятилетку. Когда только директор находил время вникать и профессионально отвечать на запросы и просьбы о консультациях. Например, не без его участия вышел в издательстве «Искусство» иллюстрированный альбом «Муром» со вступительной статьей С. И. Масленицына (1971)10. В состав Ученого совета по приглашению Золотарева входил создатель музея и первый его директор В. И. Жадин, известный ученый-гидробиолог, а также другие столичные и областные исследователи, которые реально в нем участвовали11.

При музее были организованы и действовали историко-революционная и историко-краеведческая секции, а также секции истории реки Оки и водного транспорта, декоративно-прикладного искусства. В краеведческой работе Золотарев старался задействовать как можно больше людей, буквально — от пионеров до пенсионеров; активно работал с учителями, школьниками, художниками, самодеятельными мастерами.

Сам он въедался в любой материал, касающийся истории и культуры Мурома — от калача и местного пряника до жизни и творчества художника Целебровского и муромских гусляров или посещения Мурома знаменитым оперным певцом Леонидом Собиновым; от уникального храма Козьмы и Демьяна, местного фольклора и жития Петра и Февронии до подробностей революции 1905 г. и деятельности партии РСДРП в городе, погружая во все это своих юных, да и пожилых помощников.

Он любил молодежь, у него тогда в сотрудниках перебывало немало вчерашних старшеклассников, среди них О. Сиротинская (Лукина) — в 1971 г. сменившая его на посту директора; А. Сиротинская, искусствовед, сейчас сотрудник музея; А. Поликарпова (Аносовская) — известный музейный работник в Ярославле; А. Халин — ныне заведующий кафед­рой истории государства и права Нижегородского института управления; С. Лёвин — успешный художник, живущий в Израиле; О. Курапова (Сухова) — из помощниц-старшеклассниц, уже более сорока лет работает в Муромском музее; О. Ратунина, филолог по образованию, до сих пор сотрудничает с музеем и водит экскурсии по Мурому.

Да и другие теперешние работники музея, кто был знаком с А. А. Золотаревым, могут назвать его своим наставником в профессии, в которой не только необходимо знать и любить местную историю, но тщательно изучать артефакты и источники, иметь широкий кругозор и применять, как принято говорить сейчас, комплексный метод в исследованиях. В свою директорскую пятилетку он уделял молодежи много времени. Могли вместе отправиться на музейном автобусе по прозвищу «Бантик» на целый день в бывший Борисоглебский монастырь. Там изучали сохранившиеся и разрушенные храмы, читали надписи на могильных плитах XVII столетия. Его обучающие экскурсии у любимого им храма Козьмы и Демьяна, где можно было зайти внутрь и рассмотреть архитектурные приемы середины XVI в., либо на территории Воскресенского монастыря, где он с пристрастием допрашивал юных слушателей, в каком стиле исполнен пышный портал собора XVII в., растягивались на много часов.

В своем директорском кабинете он не только разрешал, а буквально заставлял краеведов-школьников пользоваться словарем Брокгауза и Ефрона, говоря современным языком — учил находить информацию. А. А. Золотарев настойчиво направлял их на подготовку для поступления в вузы и заставлял своих воспитанников серьезно отчитываться о шагах в этом направлении. Надо сказать, относился он ревниво к их знакомствам и занятиям, по его мнению, отвлекавшим от дела. Кроме проведения экскурсий по городу, помощники-старшеклассники переносили экспонаты, участвовали в монтаже выставок, дежурили в музейных залах и в Николо-Набережном храме, где хранилась коллекция деревянной скульптуры и планировалось создание отделов, посвященных убранству храма и истории реки Оки.

В 1966 г., когда еще работали старые экспозиции, устраивались и временные. Кроме трех вернисажей местных художников, в том числе — персонального к 65-летию А. В. Морозова, была создана и необычная выставка — с условным наименованием «Кабинет Онегина» (официальным — «Черты дворянского быта первой половины XIX в.»), которую показывали исключительно школьникам. Позже в помощь школе была устроена вторая — по «Грозе» А. Н. Островского — «Черты купеческого быта второй половины XIX века». Ее гвоздем стал портрет муромской купчихи Сорокиной-Усовой, образ которой, как тогда казалось, идеально соотносился с Кабанихой. Шестиклассникам подготовили презентацию экспонатов и материалов, посвященных русским былинам12.

«Повезло» Золотареву с выпавшими на его музейную пятилетку юбилеями, важными в системе тогдашних идеологических установок. Каждому из них следовало посвятить «трудовой подарок»: подогнать по срокам сдачу помещений из ремонта, устроить тематические выставки и разнообразные мероприятия. В 1967 в честь 50-летия Советской власти выставлялись и муромские художники, и фотолюбители13.

В 1968 г., когда уже все основные экспозиции были свернуты, прошло особенно много временных. На общем и местном материале были построены вернисажи к юбилею Вооруженных сил СССР и комсомола. В честь той же даты проведена презентация фотолюбителей «Наш современник». Организована первая персональная выставка молодого живописца О. Измайлова, «посвященная героическим детям Вьетнама», сбор средств от которой поступил им в помощь; демонстрировалась «Природа Муромского края в творчестве А. А. Морозова»14.

К декабрю совместно с художником М. К. Лёвиным музейщики подготовили вернисаж юных художников Мурома, который продлился все новогодние каникулы 1969 г., и в котором принимали участие некоторые будущие сотрудники нашего музея (Т. Купряшина, И. Сухов). По настоянию А. А. Золотарева для изучения местных традиций изобразительного искусства и их пропаганды тщательно готовились и по возможности издавались каталоги со вступительными статьями художественных выставок, даже детских, проходивших в музее15.

В том же 1968 г. с июля по октябрь экспонировалось «Русское искусство XV-XIX веков из фондов музея». Как следует из отчета, экскурсионный текст «разрабатывался всем коллективом; обсуждались со стороны методики и содержания экскурсии, проводимые разными экскурсоводами в поисках наиболее удачного варианта»16. В ту пору практиковалось усвоение экскурсий новичками «с голоса» знающих и опытных коллег, что в нашем музее сохранялось вплоть до восьмидесятых. Оно того стоило, особенно если вел ее сам А. А. Золотарев — эрудит и энциклопедист, обладатель поставленного голоса завораживающего тембра.

1969 г. начался с одной детской выставки и закончился другим вернисажем юных художников, перешедшим на новогодние каникулы. Еще школьников привлекала небольшая экспозиция, посвященная герою Советского Союза Н. Ф. Гастелло, чья юность прошла в Муроме. В ней были представлены документы, фотографии, мемориальные вещи и… скульптура мальчика с самолетиком в руках работы наивного мастера, олицетворявшая мечту о небе всех мальчишек предвоенного поколения. В своих отзывах дети писали: «Посетив ваш музей, многим понравилось все. Мальчикам больше понравилась комната Гастелло. 3. 06. 69»17.

Весной 1969 г. при музее была организована секция декоративно-прикладного искусства, ядром которой стала группа молодых художников, друзей музея — Е. Архиреев, Ю. Ерхов, О. Измайлов. В ноябре прошла выставка современного народного искусства местного края. Лучшие работы попали на областной вернисаж, где первое место заняли муромцы, чьи работы — наборы пряничных досок, разработанные художниками вместе с А. А. Золотаревым, отправились в Москву уже в 1970 г. В опубликованной в местной газете статье «Стремление к красоте» о работе секции и выставок прикладного искусства Золотарев в дуэте с В. П. Силиным, директором третьей школы, призывал городские и сельские школы заняться собиранием и изучением деревянной резьбы края, которую «с успехом можно проводить во время туристических походов»18.

На рубеже 1969−1970 гг. проходила юбилейная персональная выставка М. К. Лёвина, большого друга музея и лично директора. Корреспондент Н. Богатенкова в статье «Моя родная старина. Заметки с выставки» в «Муромском рабочем» от 30 декабря 1969 г. возмущалась, что вернисаж работает уже две недели, но нет ни аннотаций, ни каталога (он вышел позже — в 1970 г.) и даже официального открытия не было. «Что же это такое? Что случилось???», — вопрошала газетчица. И констатировала, что «предоставили для выставки одни только стены… впечатление такое, что выставка организовывалась наспех…»19. На самом-то деле музейщики серьезно и задолго готовились к этому вернисажу. В нашем архиве хранится папка материалов с документами, списками работ, афишами, каталогами, посвященными юбилейной выставке М. К. Лёвина20. Как это часто бывает, кропотливая подготовка осталась неведомой для прессы и посетителей. Неизвестно, по какой причине не было официального открытия. Между тем, выставку посетило около шести тысяч горожан, было проведено торжественное закрытие, на котором прозвучали отзывы коллег и речи от начальства с вручением грамоты художнику21.

Все мероприятия 1970 г. в СССР посвящались 100-летнему юбилею В. И. Ленина: и детская художественная выставка, открывшая год, и взрослых художников, и фотолюбителей. Летом, как и в предыдущие туристические сезоны, разворачивалась выставка икон, русской живописи и прикладного искусства. Тематико-экспозиционный план выставки древнерусского и народного искусства, тогда было модно такое соединение в одной музейной экспозиции, был разработан в 1968 г. и в какой-то мере воплощался в этих сезонных вернисажах. Поистине, ноу-хау Золотарева были его выставки для школьников, что было признано и одобрено комиссией ЦК КПСС, посетившей музей в декабре 1967 г. «Организация выставок в помощь школе, при изучении произведений литературы, явилась в Муромском музее новым делом», что отмечено в «Кратких сведениях» о работе музея в 1966—1968 гг.22

В условиях ремонта особой заботы требовали коллекции музея, ценность которых очень хорошо осознавал Александр Анатольевич. Как знаток древнерусской культуры и искусства, он организовывал профилактику и реставрацию икон, которой занимался владимирский специалист А. П. Некрасов. Из его мастерской в 1970 г. была отправлена в ГосНИИР самая древняя икона Муромского музея — «Ни­колай Чудотворец» XIII-XIV вв., работа с которой завершилась лишь в 2004 г., и с тех пор она постоянно находится в экспозиции. В 1967—1968 гг. в ВХНРЦ им. И. Э. Грабаря находилась уникальная муромская икона «Петр и Феврония с житием» конца XVI — первой трети XVII в. По окончании реставрации она была помещена в экспозицию. А. А. Золотарев уделял большое внимание состоянию древних икон, находившихся в действующем Благовещенском соборе. Над некоторыми из них трудился А. П. Некрасов, а по инициативе директора они даже были включены в инвентарь музея. Потом пришлось эти произведения, находящиеся в храме, списывать через министерство23.

Вместе с хранителем музея С. В. Тагуновым он приложил немало усилий к тому, чтобы вернулись одиннадцать икон Муромского музея, выданные «на реставрацию» в Музей имени Андрея Рублева в 1964 г. Но тогда это не удалось, и А. А. Золотарев, человек острого ума, прекрасно понимал, что предстоит нешуточная борьба за их возврат, так как лучшие из произведений уже вошли в каталоги чужого музея и выставляются заграницей без ведома Муромского. В 1974 г. вернули только одну, через тридцать лет еще четыре, через несколько лет три, и, наконец, три последних и самых ценных вернулись домой в 2016 г. — через полвека после законных требований Золотарева24.

Однако, обеспечить достойное хранение всех экспонатов в условиях проходящего в тот период ремонта музейного здания и катастрофической нехватки помещений было очень сложно. Трагически закончилась история с перемещением коллекции деревянной церковной скульптуры в храм Николы-Набережного. После увольнения А. А. Золотарева с поста директора ставка сторожа, следившего за этим церковным зданием, была снята. Проникновения хулиганов внутрь наносили урон резьбе иконостаса и экспонатам, которые вновь пришлось эвакуировать. Последнее запечатлелось в памяти горожан, рождая легенды и предания. Говорят, скульптура Христа, брошенная безобразниками в реку, быстро уплывала по течению Оки, но сотрудникам музея все же удалось догнать ее, выловить и спасти.

Несмотря на все сложности, прекратить собирательскую работу в музее было невозможно. Пятилетка Золотарева ознаменовалась записью 3547 единиц хранения в книгу поступ­лений музея25. В основном это были фотографии, причем не старые, а пересъемка памятников архитектуры, картин художников, экспонатов музея, что по-своему ценно, но не совсем достойно основного фонда. Часть из них позже была списана.

Среди интересных приобретений комплекс, связанный с местным художником П. И. Целебровским — живописные и графические работы, фотонегативы, личные вещи, в том числе гусли, — который, как следует из отчета, обнаружил и доставил в музей Сергей Нуждин, ученик третьей школы. Другому ученику — Алексею Халину, десятикласснику двенадцатой школы из помощников музея, было поручено разрабатывать тему по жизни и творчеству Целебровского, помогая А. А. Золотареву и В. П. Горбатовой. Планировалась выставка, посвященная 110-летнему юбилею П. И. Целебровского (1959−1921) в декабре 1968 г.26 Ученики других школ постоянно пополняли своими находками нумизматические коллекции, а ребята четвертой школы «открыли документы Экземплярского». Поступил большой комплекс документов, наград, мемориальных вещей известного муромского врача С. А. Дементьева. Как показали разведочные выезды, «попадало еще очень много разнообразного и подчас весьма ценного материала». Так, музеем были приобретены крестьянские сарафаны XIX — начала XX в. «прекрасной сохранности»27.

Из фондовой документации той поры следует, что такой незаурядный экспонат, как пулемет «Максим», получил учетную запись в инвентаре в связи с 50-летием Октябрьской революции. Когда на самом деле он поступил в музей, пока не выявлено, но именно в тот юбилейный период он был в нем официально «прописан». Известно также, что директор А. А. Золотарев лично по доверенности (16. 09. 67) выдавал его на мероприятие в ГК ВЛКСМ Мурома28. Особенно этот пулемет запомнился муромцам, посещавшим «советский отдел» музея школьниками в семидесятые-восьмидесятые, где он стоял в разделе экспозиции, посвященной гражданской войне.

Александр Анатольевич Золотарев, человек чрезвычайно острого ума, был неуживчивым, беспокойным для начальства, где бы он ни служил. Из Муромского музея его «ушли» летом 1971 г., переложив все тяготы на хрупкие плечи его же ученицы — Ольги Лукиной, двадцатипятилетней выпускницы МГУ. Свой недолгий музейный эпизод он воспринимал так: «В 1966 г. уговорили принять должность директора Муромского музея. Мучился в этой должности до прошлого (1971. — О. С.) года, но так как, строго говоря, музеи начальству нужны лишь на словах, то, понятно, с оным я не поладил и, говоря словами Пушкина, «Был за то повешен им»»29. Александр Сергеевич вел Анатолия Александровича по жизни с детских лет; в одном из школьных спектаклей конца двадцатых годов он даже играл роль Саши Пушкина30.

Удивительное дело, что после А. А. Золотарева не осталось никаких публикаций, кроме нескольких газетных статей; не получилось у него выстроить и так необходимую тогда фундаментальную экспозицию. В общем, не удалась деятельность, так сказать, наглядная и для всех очевидная. Но в музее очень много невидимой работы, которую ни начальство, ни общество не замечает и не понимает. Вся она делалась под его руководством малым коллективом в эту тяжелую пятилетку капитального ремонта. Самое главное, что осталось от этого музейного периода — это непосредственная преемственность от того поколения следующему. Несомненно, обладая огромной эрудицией, а также каким-то особым магнетизмом, А. А. Золотарев воздействовал на молодежь, направляя наиболее восприимчивых на выбор профессий, связанных с историей, краеведением. Его музейная эра была лишь пятилеткой, но именно А. А. Золотарев является наставником следующего все еще действующего поколения сотрудников нашего музея.

После Муромского музея Александр Анатольевич создал интересный музей истории ткачества при фабрике «Красный Луч» и заведовал им. Потом организовывал школьный музей А. Н. Некрасова в селе Алешунине, бывшем во владении поэта. Золотарев состоял в дружбе с его внучатым племянником, писателем Н. К. Некрасовым. Консультации А. А. Золотарева Николай Константинович использовал в своей книге о знаменитом предке: «По их следам, по их дорогам» (1975)31.

В городе было известно, что у Золотарева сложные отношения с редактором муромской газеты Д. П. Пудковым, и его статьи печатались редко, вылеживались в редакции долго и чаще всего шли в номер, когда редактор уезжал в командировку. Только в соавторстве с директором музея О. А. Лукиной ему удалось опубликовать целую «сагу» к 75-летию Муромской организации РСДРП в двенадцати номерах газеты «Муромский рабочий» за 1978−1979 гг.32. На этом-то этапе и застал нашего «районного Пимена» Андрей Вознесенский, работавший над поэмой «Андрей Полисадов» (1980) о своем муромском пращуре. Поэт жил у краеведа на Воровского 30, где «в доме шаткие половицы», и беседовал с ним за полночь. Не удивительно, что такая яркая личность попала на страницы муромской поэмы А. А. Вознесенского, где поразительно точно обрисован его образ:

Мудр хозяин, почти бесплотен,

лет ему за несколько сотен.

Губы едкие сжаты ниточкой.

Его карий взгляд над оправой,

что похожа на чайное ситечко,

собеседника пробуравит.

Пимен нынешний — не отшельник,

я б назвал его Пимен-общественник33.

Александр Анатольевич Золотарев музей не забывал, и порой заглядывал потолковать с сотрудниками. Он курил папироску, смотрел острым взором, поражал оригинальным мышлением. Вот так же сидели после недавних похорон художника Е. П. Архиреева (1986), который был его младшим приятелем. Александр Анатольевич печально заметил: «Ушел, нарушив очередь». А через несколько месяцев он сам последовал за ним — «разобраться с этим беспорядком». Гроб стоял в комнате со старинной обстановкой, рядом с ним молодая жена Валентина и стойкий маленький сын, одетый как мальчик из девятнадцатого века. А в почетном карауле сменялись пионеры в парадной форме с красными галстуками на груди.




1Записка А. А. Золотарева уполномоченному Обллита А. В. Рубцову от 19. 3. 1967 г. Машинопись // ВА МИХМ — Ф. 3. — Оп. 6. — № 19.

2 Книга приказов Муромского музея 1930-х гг. // ВА МИХМ — Ф. 2. Оп. — 4. — № 6. — Л. 31, 33; удостоверение от 16. 6. 37 г. // Там же, между л. 48 об. и л. 49; Из письма А. А. Золотарева Н. В. Артемову, без даты (1973-?) // Рукописный фонд музея «Саровская пустынь». Фонд Н. В. Артемова. — Л. 141.

3Богатов В. И. Заметки очевидца (воспоминания о Муромском краеведческом музее) // НА МИХМ. — Ф. 8. — Оп. 3. — Ед. хр. 24.- С. 8.

4 Из письма А. А. Золотарева Н. В. Артемову от 21. 04.1973 г.- Л. 147.

5 Протокол производственного совещания научных и технических сотрудников Муромского краеведческого музея № 4 от 20 дек. 1966 г. с повесткой дня: «Об аварии водяного отопления, происшедшей в музее 20 дек. с. г.»; акт от 27 дек. 1966 г. // Отопительная система, документы и вся переписка по ней. Начато 15 окт. 1966 г. — ВА МИХМ. — Ф. 4. — Оп. 6. — № 1 — № 14. — Л. 1, 5, 6.

6Богатов В. И. Заметки очевидца (воспоминания о Муромском краеведческом музее) — С. 3.

7 Отзывы о экскурсиях, выставках, экспозициях Муромского городского краеведческого музея 1960-х гг.// ВА МИХМ. — Ф. 11. — Оп. 1. — № 37, 16 — Карточка № 504.

8Письмо К. Е. Кудрявцева А. А. Золотареву от 28 марта 1968 г. // Научная переписка Муромского музея 1968 г. — ВА МИХМ. — Ф. 3. — Оп. 6. — Ед. хр. 7. — Л. 58.

9Письмо А. А. Золотарева К. Е. Кудрявцеву от 16. 06. 1968 г. Исх. № 223 // Там же. — Л. 44.

10 Например, см.: Научная переписка 1968 г. // ВА МИХМ. — Ф. 3. — Оп. 6. — Ед. хр. 7; Научная переписка 1969 г. // ВА МИХМ. — Ф. 3. — Оп. 6. — № 26; Переписка с разными организациями 1970 г. // ВА МИХМ. — Ф. 3. — Оп. 3. — № 12; Письма А. А. Золотарева в областное Управление культуры и директору издательства «Искусство» от 4. 8. 1969 г. и от 12. 10. 1969 г. // Научная переписка 1969 г. В них А. А. Золотарев объясняет свою позицию по альбому «Муром»; критикует поверхностный подход к материалу его автора С. И. Масленицына, с которым он специально встречался в Москве по вопросам этого издания.

11 Переписка с В. И. Жадиным // Научная переписка 1969 г. ВА МИХМ. — Ф. 3. — Оп. — 3. № 12. — Л. 5; письмо-поздравление В. И. Жадину от коллектива Муромского музея с 50-летием музея и приглашением его в Ученый Совет; Письма В. М. Анисимова и канд. искусствовед. Лисицыной А. А. Золотареву с благодарностью за приглашение в Ученый Совет музея от 4. 1. 1969 г. и 21. 1. 1969 г. // Переписка с разными организациями 1969 г. ВА МИХМ. — Ф. 3. — Оп. 3. — № 15.

12 Краткие сведения о работе музея с 1966 по 30 авг. 1968 г. // ВА МИХМ. — Ф. 2. — Оп. 4. — № 3. — Л. 6−8.

13 Там же. — Л. 7.

14 Отчет о работе Муромского краеведческого музея за 1968 г. // ВА МИХМ. — Ф. 2. — Оп. 4.- Ед. хр. 14. — Л. 7−8.

15 Юные художники Мурома и Муромского р-на. Каталог выставки / сост. — О. А. Сиротинская, А. В. Поликарпова, М. К. Лёвин / Муром, 1969 // ВА МИХМ. — Ф. 8. — Оп. 2. — № 27.

16 Отчет о работе Муромского краеведческого музея за 1968 г. — Л. 7−8.

17 Отзывы о экскурсиях, выставках, экспозициях Муромского городского краеведческого музея 1960-х гг. // Карточка № 471.

18Золотарев А. А., Силин В. П. Стремление к красоте // Муромский рабочий. — 1970. — 3 апр.

19 Богатенкова Н. Моя родная старина. Заметки с выставки // Муромский рабочий. — 1969. — 30 дек.

20 Материалы для каталога М. К. Лёвина // НА МИХМ. — Ф. 7. — Оп. 1. — Ед. хр. 18 а. См. подробнее: Сухова О. А., Смирнов Ю. М. Муромский художник Михаил Константинович Лёвин. К 100-летнему юбилею (1918−1985) // Сообщения Муромского музея-2017. — Владимир, 2018.

21 Хлебов Г. Выставка закрылась // Муромский рабочий. — 1970. — 21 февр.

22 Краткие сведения о работе музея с 1966 по 30 авг. 1968 г. — Л. 8.

23 См.: Сухова О. А. и др. Иконы Мурома — М., 2004. Кат. 1, 17. Иконы из Благовещенского собора были записаны в Книгу поступлений Муромского музея (том № 46) // НА МИХМ. — № 12. — Л. 228об.-229; 237об.-239; 245об.-246; 249об.-250. Иконы из Благовещенского монастыря опубликованы: см. там же. Ил. 12−14; 16−18; 21; 23−25. С. 21−23, 26−28, 31, 35, 38, 39; об этом см. также: Сухова О. А. Коллекция икон; история формирования, изучения и реставрация // Музеи и культурное наследие регионов. Художественные музеи России. — СПб., 2009 — Вып. 4. — С. — 18−19.

24 Муромские иконы, находившиеся в музее им. Андрея Рублева, см.: Сухова О. А. и др. Иконы Мурома. — Ил. 3, 5, 6, 9, 10, 11. С. 9−20; Кат. 7, 8, 12, 14.

25 Книга поступлений Муромского музея (тома № 46, 47) // НА МИХМ — № 12, 13.- Л. 83об., 26; Л. 1−48.

26 Краткие сведения о работе музея с 1966 по 30 авг. 1968 г. — Л. 8.

27 Там же. — Л. 16.

28 Акт на временную выдачу пулемета и доверенность хранятся в секторе учета МИХМ. Благодарю хранителя коллекции оружия МИХМ А. Мохову за эти сведения. Пулемет записан за № 34 801 в старой Книге поступлений Муромского музея (том № 46) Л. 90 об.-91; в действующую Книгу поступлений (том № 1) записан 15 октября 1981 г. под № 131.

29 Из письма А. А. Золотарева Н. В. Артемову, без даты — 1973 (?).- Л. 141.

30 Зеест (Данковская) И. В. Биография В. В. Зееста / Василий Васильевич Зеест (1882−1962) // НА МИХМ. — Ф. 8. — Оп. 2. — Ед. хр. 9.

31Некрасов Н. К. «По их следам, по их дорогам». — Ярославль, 1975.

32 Золотарев А. Передовой отряд // Муромский рабочий — 1978. — 27 мая; он же, Лукина О. Истоки большого пути // Там же. — 1978. — 15 июл.; они же. Накануне создания // Там же — 1978. — 16 сент.; они же. Накануне события // Там же — 1978. — 19 сент.; Золотарев А. Встреча с Козиным // Там же. — 1978. — 13 окт.; он же. О. Лукина. В годы первой русской революции // Там же. — 1978. — 27 окт.; они же. В годы первой русской революции // Там же. — 1978. — 31 окт., 2 нояб. 14 нояб.; они же. На новом подъеме // Там же. — 1979. — 13 февр., 16 февр.; они же. От февраля к Октябрю // Там же. — 1979. — 29 апр.

33Вознесенский А. А. Андрей Полисадов // Вознесенский А. Иверский свет. Стихи и поэмы. — Тбилиси, 1984. — С. 74; о А. А. Вознесенском в Муроме и А. А. Золотареве см: Сухова О. А. «Завитая пожарская чаша»: Андрей Вознесенский в пространстве Муромского музея //Андрей Вознесенский. Мозаика воспоминаний. — Владимир, 2015; она же. Поэт в пространстве музея. А. А. Вознесенский в Муроме // Сообщения Муромского музея (2014). — Владимир, 2015; она же. «Завитая пожарская чаша»: Андрей Вознесенский в пространстве музея // Муром литературный. Гладковские чтения: материалы IV краеведческой конференции. Муром. 1 марта 2015 г. /ЦБС. — Муром, 2015.